Военный психолог убежден, что существующая в Украине официальная система психологического сопровождения воинов нуждается в реформировании. Но даже в существующем виде она приносит значительную пользу.
О том, как работается военным психологам, как нужно менять систему психологического сопровождения украинских бойцов и что для каждого батальона значит присутствие капеллана, в интервью сайту "24" рассказал военный психолог, боец батальона МВД специального назначения "Киевщина", капитан Андрей Козинчук.
Вы говорили, что добились, чтобы в батальоны в качестве психологов не включали непонятно кого. Непонятно кто – это как?
Тут надо уточнить. Не могу сказать, что я добился. Я поднял об этом вопрос, но он еще не решен. Я просил, чтобы на должность психолога назначали человека с законченным высшим психологическим образованием, у которого есть специальность — либо медицинский психолог, либо кризисный.
Либо военный?
В МВД это не возможно. Военных психологов не хватает на Министерство обороны. Те психологи, которые есть в МВД – это люди, которые имеют высшее психологическое образование МВД, подготовленные для работы там. Криминальные психологи, например. Там нет кризисных психологов. Это не вина милиционеров. Просто никто не предвещал в 2009 году, когда был набор на обучение, что Россия решит идти вперед.
Министерство обороны выпускало военных психологов. Я являюсь выпускником Минобороны — психолог с военным образованием, с богатым практическим и боевым опытом. При этом я все равно считаю, что мой уровень подготовки не достаточно высок. Поэтому очень хочу учиться. Но у нас нет людей… Не то, что бы у нас не было преподавателей, у нас нет преподавателей с богатым опытом. Поэтому я бы хотел поучиться у тех людей, которые им обладают — из Америки, Дании, Англии.
Тут мы переходим к вопросу международного обмена опытом и практиками. Такой процесс сейчас в Украине вообще существует?
Он есть, но на формальном уровне, который не может удовлетворить запрос. Представьте, что приходит запрос, в котором указано: "Мы, Латвия, готовы вам помогать, давайте нам специалистов". Какие специалисты туда поедут, те которые работают в батальонах, или те, которые приближены к людям, осуществляющим отбор?
"Сверху" не могут дать практических рекомендаций, потому, что они ничего не знают о войне
Вероятнее – приближенные.
Не хочу именно так говорить, но это, что я чувствую. Мне кажется, что это будет так.
Я встречался с замечательными военными психологами, которые работают в АТО, с волонтерами-психологами, которые там работают. Они шикарные люди! Но им не дают условия для развития. Это же не стоит денег, не надо тратить какую-то базу. Это гуманитарная сфера. Мы общаемся с международными психологическими организациями, которые говорят: "Вау! Мы бы хотели еще и у вас поучиться!". При этом мы хотим учиться у них. То есть, контакт налажен. Дайте нам процедуру. Но на данный момент, по крайней мере – в МВД, такого точно нет.
Как сейчас обстоит ситуация с психологами в батальонах МВД?
Батальоны МВД добились того, чтобы психологи у них были. Это человек, который работает с личным составом. Он принимает участие в диагностике человека. В моем батальоне командир предложил мне работать еще на этапе подбора персонала. В других батальонах, мне кажется, такого нет. Кроме того, психолог – это человек, который выполняет команды сверху и заполняет табличку, где указано, сколько консультаций он провел в месяц. То есть, там, "наверху", хотят знать, что он делал количественно, а не качественно. Те рекомендации, которые там есть сейчас – они МВДшные, а не военные. Они очень формализированные, а должны быть — практическими. "Сверху" не могут дать практических рекомендаций, потому, что они сами ничего не знают о войне. Но им кажется, что они знают.
Поэтому получается, что психолог предоставлен сам себе. Если он умный, образованный в вопросах военной психологии, с опытом войны, который знает, что делать – это – "Вау! Супер!". А если это недавний выпускник, у которого нет практических знаний, он побывал на одном тренинге, и ему кажется, что нужно делать вот так вот? Человек должен пройти кучу тренингов, чтобы выбрать свой метод работы. Нужно проходить специализацию. Это должен быть формат обучение-практика-обучение-практика-обучение-практика-обучение. Системы обучения у нас нет. Психологи предоставлены сами себе, интуитивно они многие вещи делают правильно.
Соответственно, получается, что проконтролировать их работу на профессиональном уровне тоже некому?
Скорее всего, Вы правы. Я не готов сейчас сказать однозначно так это или нет.
Тут важен не столько контроль, сколько координация этих людей. Когда я был волонтером Психологической кризисной службы, мы начинали с этапа подготовки подразделений. Приезжали на базу подготовки, общались с бойцами, проводили психопросвещение, рассказывали, какие есть реакции, что и когда может быть. Потому что, когда человек знает о психологических процессах внутри себя – у него повышается сопротивление к травме. Если вы порезали палец, вы знаете, что нужно делать – остановить кровь, продезинфицировать, залепить пластырем. В психологии работает похожий механизм. На следующем этапе мы поехали с ними в АТО и что-то делали с ними на местах.
Сейчас мы занимаемся процессами реабилитации. В целом, на официальном уровне я жестко не удовлетворен организацией психологического сопровождения. В Министерстве обороны пытаются это сделать интуитивно и более-менее верно. В МВД такого вообще нет.
На войне нет разницы между батальонами. Она есть в Киеве
Где психологам сложнее работать – в батальоне МВД, Минобороны или в любом другом батальоне?
Разницы в работе нет. На войне, в зоне АТО, нет огромной разницы между батальонами. Кроме формы, вооружения, каких-то внутресоциальных интересов они ничем не отличаются. Это состояние войны. Нет такого там, что задача милиционера проверять документы, а стрелять он не должен.
В Киеве же есть большая разница работы в батальоне МВД и Минобороны.
В чем она заключается?
В бюрократических и функциональных вещах. Министерство обороны будет требовать одного, МВД — совершенно другого. Не могу сказать, что там лучше или хуже. Просто иначе. Мое впечатление такое, что и там, и там мы должны делать какие-то бюрократические вещи, распечатывать горы бумаг. То есть, делать что угодно, но только не работать с людьми. То есть, ни в одном документе нельзя прочитать такого, что "психолог не может работать с людьми", нет. Но он поставлен в такие условия, что лакмусовой бумажкой его результативности является не состояние людей, а бумаги.
Это потому, что в руководстве сидят бюрократы? Они же привыкли оценивать результат по количественным характеристикам, а как посчитать качество работы психолога – для них загадка…
Вы правы. "А судьи кто?".
Для психологов нужен человек, который сможет адекватно оценить их работу, супервизор. А не кадровик. В МВД психологи подчинены кадрам. Какому кадровику интересно психологическое состояние бойца? Ему интересно, чтобы все отчеты аккуратно стояли в папочках в алфавитном порядке, и желательно, чтобы при этом соблюдалась хронологическая составляющая. В Минобооны психологи починены службе по работе с личным составом. А в Америке, например, они вообще к медицине относятся. Мне кажется, это еще логичнее. Мне бы хотелось поменять и у нас эту систему. Словом, "у мене є мрія".
Вы можете озвучить главные пять моментов, которые нужно было поменять в системе еще вчера?
Первое. Нам надо внедрить цель работы психолога. Только кажется, что это глупый вопрос – прописать очевидные вещи, вроде того, что он должен работать с людьми предотвращать или смягчать травму. Но этого нет. Сейчас цель работы психолога – создание кучи бумажек.
Второе. Нужно внедрить профессиональное обучение психолога. Прежде, чем врач скажет, что он врач, а не студент или интерн — пройдет много лет. Это нормально. Психологам нужно то же самое.
Им сейчас есть где учится?
Есть. Есть разные фонды, которые приглашают в Украину таких "рок-звезд" психологии. Но нужны условия. Военный психолог не может сказать: "Комбат, у меня тут конференция в Киеве. Можно я на недельку слетаю?". Так не может быть. Условия нужны.
Возвращаемся к пунктам изменений. Образование - это было второе. Третье?
Третье. Необходимо поменять подчиненность. Не может психолог никому не подчиняться. Он должен кем-то координироваться, понимать алгоритм своей работы. Потом поднимается вопрос об этапности: подготовка, сопровождение, реабилитация. Это не может быть ведомственная штука. Это должна быть мыльтидисциплинарная команда. Нужен единый организм. Люди могут быть одни на этапе подготовки, которые прекрасно читают лекции. Сопровождение – это ресурсные люди, которые мыслят в стиле "На войну, так на войну. Я поехал!". На реабалитиации должны быть высокообразованные люди, которые знают к чему они идут. Но между этими этапами должна быть коммуникация. На этапе подготовки – было то и то; на этапе сопровождения – это и это. Таким образом, те, кто работает на этапе реабилитации, получают полную картину и начинают с ней работать. Сейчас же психологи получают бойцов с какими-то странными симптомами, которые сами пытаются диагностировать, потом сами это лечат. Это страшные вещи! Если в Министерстве обороны хотя бы знают о существовании этих проблем и идут к их решению, то в МВД я такого пока не увидел.
В российской армии – у них там "скрепы" и так далее – я капелланов не видел
Институт капелланства. Знаю, что есть батальоны, где нет психологов, но есть капелланы. Это спасает?
Я могу быть атеистом, но, будучи психологом, понимаю, что если солдат придет не ко мне, а к капеллану, расскажет о том же, что его волнует, сбросит с себя этот груз – миссия выполнена. Главное, чтобы человек выговаривался. Мне было безумно приятно, когда капелланы попросили психологов провести с ними занятие, потому что им были необходимы научные знания. Мы очень круто с ними сотрудничаем. Есть подразделения, где есть и психолог, и капеллан и они работают в одной упряжке.
А если нет ни того, ни другого?
Это ужасно. Но все равно воины интуитивно будут делать то, что им необходимо. Они будут говорить с лидерами мнений, авторитетами подразделений, старшими людьми. Есть такое понятие – "активное слушание". Это люди, которые умеют слушать и принимать собеседника, уважать его.
Не все любят психологов, и я их понимаю. Так что институт капелланства – это очень важно. Кстати, в той же российской армии, которая очень высокодуховная – у них там "скрепы", религиозность и так далее – в их войсках я капелланов не видел.
Продолжение интервью читайте на сайте "24" в пятницу, 15 мая.
Читайте также: 23 совета военных психологов семьям бойцов АТО
Источник: 24tv.ua
|